В чем главный риск для наших сбережений

Вкладчики скупые, заемщики необязательные, активы плохие, маржа маленькая, на ЦБ вся надежда. Банки переживают системный кризис, не привлекая к этому внимания.

ФИЗЛИЦА В ПОИСКАХ НЕПРИЯТНОСТЕЙ

Для полноценного банковского кризиса нужно не так уж много. Вкладчики должны не приносить деньги в банки, а уносить. Заемщикам следует прекратить платить по долгам, оставляя банки наедине с проблемными активами (чтоб набралось 10%). И если государство, пытаясь смягчить удар для банковской системы, национализирует каждый десятый банк или рекапитализирует их в объеме 2% ВВП, тоже будет неплохо. Хотя в принципе достаточно выполнить только одно из условий — или же, посмотрев на банковскую систему РФ, вслед за экспертами Центра макроэкономического анализа и краткосрочного прогнозирования (ЦМАКП) прийти к выводу, что по крайней мере формально системный банковский кризис развивается уже полгода.

Главная причина, разумеется, в населении. Опасаясь кризиса, человек судит о его наступлении по тем тенденциям, которые, как говорит руководитель департамента исследований банковского сектора Национальной ассоциации финансовых исследований Ирина Лобанова, «непосредственно затрагивают его материальное положение». И когда рубль за четыре месяца теряет порядка 20% (по данным ФОМ, за курсом следят 40% населения), инфляция превышает 8% (рост цен заметили 91%), а из магазинов исчезают некоторые продукты (среди москвичей не находят привычных товаров 23%), граждане резонно считают, что кризис уже здесь. Это веский аргумент, чтобы, к примеру, в сентябре забрать из банков 50 млрд руб. и $3,7 млрд.

Впрочем, по мнению ведущего эксперта ЦСИ ИЭП Михаила Хромова, «спусковым крючком роста недоверия населения к банкам» стала начатая летом 2013 года чистка банковского сектора — уже к концу года рост вкладов заметно замедлился. И только после этого падение рубля заставило граждан вспомнить о «традиционной альтернативе» депозитам — наличной валюте. «В январе, марте и сентябре 2014 года объем средств населения в банках сокращался в абсолютном выражении. Причем в сентябре сокращение затронуло в большей степени счета и вклады в иностранной валюте, чем в рублях»,— указывает Хромов.

В результате, по подсчетам Хромова, с начала года «объем средств населения в банках вырос только благодаря переоценке валютных вкладов». С поправкой на изменение курса вклады населения сократились за девять месяцев на 250 млрд руб. (1,5%), при этом почти на 650 млрд руб. (3,9%) в первом квартале 2014 года. Если же подсчитать, сколько средств могли бы получить в свое распоряжение банки, если бы сберегательное поведение граждан не изменилось, цифры потерь окажутся еще больше: по оценке главного аналитика Сбербанка Михаила Матовникова, представленной на недавней конференции Experian Day 2014, за девять месяцев 2014 года — 2,2 трлн руб.

СТАРЫЕ И НОВЫЕ СКЕЛЕТЫ

У второго формального признака банковского кризиса в нынешней ситуации тоже, кажется, есть шансы. Руководитель направления анализа денежно-кредитной политики и банковской системы ЦМАКП Олег Солнцев полагает, что доля проблемных активов в банковской системе может вырасти с 8,5% до 10% из-за плохих долгов компаний. Которые, конечно, «могут быть конвертированы в какие-то залоги», но по существу, говорит эксперт, «речь идет о том, что ухудшение качества заемщиков либо непосредственно отразится на объеме плохих ссуд, либо приведет к сбросу на баланс банков неликвида».

Правда, по расчетам Хромова, сейчас просрочка в корпоративном сегменте — 4,1% — минимальная «за весь посткризисный период» с 2009 года. Но то, что в ухудшении качества кредитов предприятиям банки не признаются, не успокаивает, потому что противоречит всякой логике: обычно на падающем рынке важны темпы образования просрочки, а сейчас они падают одновременно с замедлением объемов кредитования.

«Что реально происходит, видимо, плохо осознают даже сами банки»,— констатирует Хромов, отмечая, что, кроме этой загадки, вызывающей подозрения в маскировке задолженности, есть еще одна. «Проблема плохих долгов кризиса 2009 года де-факто так и не была решена, показатели качества улучшались в 2011-2012 годах вследствие роста самого кредитования», поэтому нельзя исключить «вероятность существования многочисленных «скелетов в шкафу»». Эти ссуды также могут «маскироваться различными ухищрениями, например перекладыванием с одного заемщика на другого», но, добавляет Хромов, это «было просто делать в период денежного изобилия и будет затруднительно в период ужесточения доступа к кредитным ресурсам».

Ужесточение условий кредитования и повышение ставок российскими банками уже привели к «ощутимому ухудшению качества долга» в целом ряде отраслей, сообщил Солнцев данные о росте просрочки за январь—июль 2014 года: «Производство строительных материалов — с 5,5% до 7,5%, производство машин и оборудования для сельского и лесного хозяйства — с 9% до 18,2%, сельское и лесное хозяйство — с 6,5% до 9%, строительство — с 5% до 7,9%, по авиаперевозчикам — с 1,3% до 3,2%». Спасать всех государство будет не в состоянии, и если компании начнут урезать расходы на персонал, плохо придется уже розничным банкам.

«Долги компаний — значимый фактор. По абсолютному объему рынок корпоративного кредитования в два раза больше, чем рынок кредитования физических лиц, и когда там начинает портиться качество долга, это сразу негативно сказывается на балансах многих банков, поскольку практически любой банк имеет корпоративный кредитный портфель. Розничный портфель все-таки не у всех»,— подчеркивает Солнцев. Его озабоченность разделяет замдиректора группы «Финансовые институты» Standard & Poor’s Ирина Велиева: «Корпоративный портфель банков зачастую менее диверсифицирован, чем розничный, и один-два крупных проблемных заемщика уже способны оказать негативное влияние на весь банковский баланс».

БЕСКОНЕЧНАЯ ЗАВИСИМОСТЬ

Без государственной поддержки в этих условиях не обойтись — вопрос лишь в форме и объемах. Фактически эта поддержка существует и сейчас: вся система функционирует благодаря тому, что Центробанк с 2013 года последовательно наращивает операции по предоставлению банкам ликвидности (см. график 3). По подсчетам Хромова, суммарная задолженность банков перед ЦБ и Минфином достигла 6,5 трлн руб. (9,4% ВВП), что превышает уровень 2009 года (8,2%).

«По идее банковский сектор должен функционировать без опоры на средства Центрального банка,— подчеркивает Велиева.— В нормальных условиях он функционирует за счет привлечения клиентских средств и привлечения с рынка ценных бумаг. Сейчас средства ЦБ стали уже перманентным компонентом пассивной базы. Такое фондирование делает систему неустойчивой в долгосрочном периоде, потому что эти средства сами по себе имеют краткосрочный характер. И главное, непонятно, где будет точка выхода из этой ситуации».

Называть ли эту ситуацию кризисом — дело вкуса. «Банковские кризисы, в отличие от валютных, могут возникать в очень разных формах, и паника — только одна из этих форм, а вовсе не обязательное условие наличия кризиса. При этом мы не всегда можем точно сказать, что вот вчера не было кризиса, а сегодня он появился. По косвенным признакам банковская система действительно находится в тяжелом состоянии: уровень проблемной задолженности растет, прибыль снижается, настроения на межбанковском рынке достаточно нервные»,— замечает она.

«Здесь как у Толстого: каждая несчастливая семья несчастлива по-своему,— рассуждает Велиева.— Крупнейшие банки испытывают на себе негативные эффекты, связанные с санкционными ограничениями и с дефолтами крупных заемщиков. Банки, специализирующиеся на розничном кредитовании, пожинают плоды быстрого роста в предыдущие годы, плюс естественный цикл вызревания проблем в их портфелях наложился на макроэкономический спад. Небольшие и средние банки испытывают дефицит доверия клиентов из-за продолжающейся политики регулятора по отзыву лицензий у недобросовестных игроков. Крупные частные банки с диверсифицированным бизнесом, пожалуй, наиболее защищенная группа, но и они не защищены полностью от проблем, связанных с замедлением экономики, неблагоприятным внешним фоном, дефицитом ликвидности и обесценением рубля».

Анализ динамики просроченных кредитов и достаточности капитала позволяет предположить, по словам Солнцева, что в конце концов какой-нибудь частный банк из топ-50 или даже топ-30 окажется «за гранью выживания», и это событие может стать началом «явной волны» кризиса. А до тех пор, «исходя из содержательных соображений, мы не должны говорить, что кризис уже наступил». «Формальный признак кризиса выполнен,— объясняет Солнцев.— Вкладчики ждут неприятностей, при определенных обстоятельствах они могут эти неприятности найти. И даже сами их создать. Но проблемы могут существовать долго — кризис наступает, когда жить с ними больше нельзя».

Шансы на «полноценный кризис», по его оценке, больше 50%, но опережающие индикаторы ЦМАКП предсказывают, что этот кризис будет непродолжительным, «займет не более года». «В ситуации, когда все плохо, все думают, что все плохо — это навечно. В ситуации, когда все хорошо, все опять же думают, что это навечно. А вечного ничего не бывает. Все меняется»,— говорит Солнцев.

Но даже если эти шансы материализуются, населению бояться собственно банковского кризиса (кроме маловероятной ситуации его превращения в полный и окончательный коллапс экономики и финансовой системы) не стоит, система страхования вкладов вполне работоспособна. Велиева выделяет как «наиболее существенный риск для частных сбережений «резкие колебания валютных курсов», а также привычные риски «ускорения инфляции и снижения реальных располагаемых доходов».

Журнал «ДЕНЬГИ»