Виктор Болотов: Надо проверять умение ребенка учиться

Новый федеральный закон «Об образовании», вступивший в силу с 1 сентября, принимался при широком общественном обсуждении, ко второму чтению в него было внесено 1700 поправок, из которых 575 были учтены. Тем не менее полной ясности нет. Дошкольное образование стало уровневым, сделан упор на инклюзию (дети с ограниченными возможностями учатся в обычных классах), введен государственный мониторинг образования, исчезли ПТУ, школы получили большую финансовую самостоятельность — все это хорошо или плохо?

Вице-президент Российской академии образования Виктор Болотов, который принимал участие в первой рабочей группе по разработке законопроекта, участвовал в его обсуждениях в Госдуме и Общественной палате, считает, что закон — это шаг в правильном направлении. Впрочем, в документе есть недоработки, которые еще предстоит преодолеть.

— Как в ближайшие полгода школьники и их родители почувствуют новый закон на своей шкуре?

— Не стоит ждать изменений прямо на следующий день. Некоторые положения вступят в силу лишь через пять-десять лет. Например, повсеместно запустить мониторинги — непростое, недешевое дело. Нужно разработать инструментарий, затем его апробировать — это два-три года работы.

— Что за мониторинги?

— Раньше обучение в школе, особенно в начальной, интересовало только ребенка, его семью и учителя. Но нужно оценивать общий уровень российской начальной школы. Для этого предусмотрены мониторинги. Только в отличие от ЕГЭ и ГИА это штука абсолютно безответственная.

— То есть?

— По итогам мониторинга никого не будут наказывать и награждать. Это как температура, нужно ее измерить и, если что-то не в порядке, понять, что за этим стоит. Почему общий уровень хромает.

— Мониторинги начнутся уже в первом классе?

— Даже раньше. Будет проверяться готовность к школе — развитие мелкой моторики, может ли ребенок выбрать одинаковые фигурки по цвету или по форме и прочее.

— То есть будут проверять, хорошо ли ребенка развивали в детском саду, и по результатам принимать в школу?

— Ничего подобного. В школу примут в любом случае, но учитель должен понимать, как дальше с этим первоклассником работать. Вообще я часто сталкиваюсь с тем, что люди пугаются того, чего нет. Одна из страшилок — что будет чуть ли не ЕГЭ в детских садах.

— А откуда она возникла?

— Педагоги, работающие с самыми маленькими, давно уже бились за то, чтобы дошкольное образование стало уровневым и считалось первой образовательной ступенью, поскольку это дает определенные льготы. И вот добились. Но где есть уровень, там должен быть и документ, его подтверждающий. И тут наступил коллапс. Что, в саду экзамен сдавать и по его результатам поступать в школу? Бред.

— Значит, пока мы не дождемся дипломов о низшем образовании?

— Нет, не дождемся (смеется). В законе четко прописано, что никаких итоговых аттестаций детей по завершении дошкольного образования проводиться не будет.

— А в школе на разных этапах будут мониторинги?

— Да, надо проверять готовность к средней школе, умение ребенка учиться.

— А если окажется, что из 28 человек 17 не готовы?

— Значит, с ними нужно будет проводить дополнительную работу. Перестраивать учебный план, дотягивая до необходимого уровня.

— А конкретно как? Для одних перестраивать, а для других — нет?

— Без индивидуального подхода никак. Но во многих регионах злую шутку сыграло то, что учителям стали повышать зарплаты. Это правильно, но только пришлось сокращать в школах психологов, логопедов. А неуспешность ребенка часто не может быть преодолена усилиями обычного учителя, нужна особая квалификация.

— В законе сделан упор на инклюзивное образование, как же без логопедов?

— Да, и я надеюсь, что благодаря этому психологи, специалисты по коррекционной педагогике в школы вернутся.

— Но ведь именно в соответствии с новым законом их пришлось сокращать, чтобы довести зарплату остальным учителям до средней по региону.

— Зарплаты стали повышать во исполнение поручения «партии-правительства-президента» еще раньше. Сам закон обходит экономические сюжеты, бюджет регламентируется другими нормами.

— То есть написан закон, а где взять деньги на его исполнение, не сказано?

— Исходя из закона об образовании, будет приниматься очень большое число подзаконных актов и поправок в другие законы. Это всеобъемлющий документ, всех деталей в нем не пропишешь. Это и хорошо, и плохо — потребуется очень много «доводок» и уточнений. Некоторый туман вокруг закона об образовании связан именно с этим. Но главное — вектор задан. Он дает дополнительное пространство свободы, права родителей и детей увеличиваются.

— А не обернется ли эта свобода тем, что государство скажет: барахтайтесь сами как хотите?

— Школа получит больше самостоятельности в расходовании средств, разве это плохо? Раньше государство, например, выделяло столько-то на закупку ручек и столько-то на закупку карандашей. И горе директору, который перекидывал деньги со статьи на статью и вместо ручек покупал больше карандашей. Это была целая проблема.

— А то, что этот закон не сразу — на втором, на третьем ходе — приведет к платному образованию, это миф?

— Да, для этого нужно поменять Конституцию. Какие-то занятия будут платными, но в этом ведь нет ничего нового. Из регионального бюджета всегда оплачивался только базовый учебный процесс, учебники, зарплата учителям, а второй язык или, скажем, айкидо оплачивал учредитель, то есть муниципалитет, или родитель. Есть бедные муниципалитеты, которые не сделают без помощи родителей то, что нужно для образования. Главное, чтобы не было темного сбора денег неизвестно на что, в конвертиках по тысяче.

— Теперь давайте к вузам. Что там? Есть опасение, что будут сокращаться бюджетные места.

— Вот кричат: «Убили, ограбили, не пускают в вузы!» — а надо ли туда всех пускать? Мы лидеры в мире по количеству людей с высшим образованием, вопрос только к его качеству. За последние годы не было сокращения бюджетных мест, и в законе нет про это ни слова. Но я бы лично их сократил. По крайней мере пропорционально сокращению выпускников средней школы.

— А их будет меньше по демографическим причинам?

— Да, у нас продолжается спад, это уже посчитано. Так вот, меньше выпускников, меньше бюджетных мест. Потому что, если у нас не будет конкурса в вузы, не будет и качественного образования.

— А если ребенок в вуз по конкурсу не прошел, а денег на платное обучение у родителей нет. Куда ему?

— Пусть запишется в университет вольнослушателем, прослушает курс и получит соответствующий документ. Но он не будет давать ему право заниматься профессией. В конце концов всегда, во все времена были люди, не способные к академической успеваемости. Это не значит, что они неудачники, они прекрасно могут делать что-то другое. Мы что, рассчитываем на то, что Средняя Азия нам будет поставлять весь технический персонал, начиная с водителей и кончая поварами? Кто будет работать на наших заводах? Экономисты-юристы, которых мы плодим?

— Но разве новый закон не отменил ПТУ и колледжи, то есть учебные заведения, дающие начальное и среднее профобразование?

— Не отменил, а объединил. В Москве, Санкт-Петербурге, Самаре ПТУ были влиты в колледжи еще лет десять назад. В законе просто оформлена уже сложившаяся ситуация, когда рабочие кадры готовятся на базе колледжа. Появятся учреждения среднего профессионального образования, которые будут готовить и техников, и рабочих. Да, исчезло слово «ПТУ», но техническое образование не исчезло. Это просто еще одна «страшилка».

— Многовато их. Хоть вы и говорите, что с законом все хорошо.

— Вы знаете, хуже, чем было, не будет.

Ведомости